Наши доблестные разведчики и их коварные шпионы.Секс. Эротика

Почему именно образы представителей спецслужб не только превратились в любимых героев массовой литературы и кино, но стали определять сценарный тип социального поведения? 

Стали вдруг казаться особенно хитроумными
и сексапильными?

Почему иерархически организованные и абсолютно закрытые от посторонних глаз организации, занятые «спецоперациями» разведывательного, военного или «информационного» свойства, стали задавать алгоритмы всей социальной машинерии?

 Среди оставшихся нам советских клише: «Наши доблестные разведчики и их коварные шпионы». Разведчики — стратегически мыслят, шпиёны — коварно замышляют. «Наши» героически выполняют долг, а ихние — наоборот. То есть тоже что-то выполняют, но то что вредит «нашему делу», а посему героическим быть не может.

Если кто-нибудь думает, что подобное было только отличием Советского Союза, то — ошибается. Такое возникает везде, где с детской простотой и наивностью (а как же иначе?!) описывают любое противостояние по схеме «наши» против «ихних».

Штирлиц «облико морале». В СССР нам постоянно рассказывалось об «облико морале» советского разведчика. А вот ихний шпиён — совершено аморальный тип.

А вас Штирлиц…Штирлиц был вообще воплощением чего-то такого рыцарского аскетического манящего, но целомудренного. 

Знакомый нам образ из «Семнадцати мгновений» — верный супруг. Он блюдет супружескую верность, хотя не спит с женой уже 23 года.

 Показанное в фильме его свидание с супругой — это вообще один из самых платонических образцов идеалистического рыцарского романтизма.

В «Семнадцати мгновениях весны» есть эпизод, когда девочка горничная предлагает себя Штирлицу:
Он открыл глаза, только когда в кабинет неслышно вошла девушка и, остановившись у двери, тихо сказала: «Если герр Штирлиц хочет, я могу оставаться и на ночь». А Штирлиц? Вначале решает, что она позарилась на продукты.
– Девочка… половину колбасы и сыр можешь взять себе без этого…
– Что вы, герр Штирлиц, – ответила она, – я не из-за продуктов…
– Ты влюблена в меня, да? Ты от меня без ума? Тебе снятся мои седины, нет?
– Седые мужчины мне нравятся больше всего на свете.
– Ладно, девочка, к сединам мы еще вернемся. После твоего замужества…

И даже обнаружив, что она его действительно любит, заметив, что поленца у камина сложены именно так, как он любил (ровным колодцем, и даже береста лежала на голубом грубом блюдце), он все равно… остается верен далекой и недосягаемой Сашеньке.

45-летний здоровый мужчина, чемпион Берлина по теннису, он проходит все 17 мгновений и 12 серий в полном целомудрии. Как монах. Поскольку Штирлиц — он на служении. Напрасно вздыхает машинистка Габи, напрасно клеится пьяная математичка в ресторане. У него миссия! Он непокобелим.

Это понимали даже в анекдоте:
«Идя по лесу, Штирлиц натолкнулся на сук.
— Шли бы вы домой, девочки. Война все-таки».

И только на излете Советского Союза, когда идеология схлынула, в гораздо более поздних «Приказано выжить», «Экспансиях» и «Отчаяние» Юлиан Семенов разрешил Штирлицу немножко потрахаться.

 И то… верность Сашеньке оставалась, но немного в других формах. В повести «Приказано выжить», проводя ночь с прекрасной шведкой Дагмар Фрайтаг, которая умна и обворожительна, легка и грациозна, зеленоглаза и сексуальна, ходит в короткой спортивной юбке, обладает красивыми длинными ногами, прекрасная собеседница, доктор филологических наук, специалистка по скандинавским рунам, которую сам Штирлиц в мыслях называет «эталоном»… Штирлиц во сне все время бормочет имя «Сашенька».

http://www.iarex.ru/articles/39693.html